Прежде всего, ответьте на вопрос – получали ли вы письма значимые для вас? В чем был их смысл и какое значение они несли для вас? Сохранили ли вы их? Что именно вас так глубоко затронуло в них?
Будем удерживать во внимании во время нашего семинара эту первую часть, то, чем вы поделились, эти важные моменты. Потому что мы будем их использовать далее, и вы – в вашей практике в работе с клиентами.
Прежде всего, отметим эволюцию письма – насколько вы чувствуете эту разницу между тем, что от руки написано, и сообщения по эл.почте? Удерживайте эти две возможности.
Терапевтические письма я использую довольно часто. И мне кажется, что сейчас из нашей работы вы немного понимаете, по какой причине. Идея терапевтических писем исходит от исследователей-социологов Майкла Вайта и Д.Эпстона, которые разрабатывали нарративный подход - Michael
White and David Epston (Epston, 1989a, 1989b, 1991; White and Epston, 1990).
Базовый аспект нарративного подхода заключается в том, что в основе психики человека лежат истории и рассказы о своей жизни и о себе. Они сформированы каким-то образом другими людьми и их рассказами.
Теперь подумайте на мгновение о себе, какие истории вы можете рассказать себе о самом себе. Возможно, вам удастся проследить эту связь – откуда они идут.
Если подумать об этих историях, то можно заметить определенную линию внутреннего диалога. Есть довольно простые истории о себе, такие как «я Николь, мне 37 лет, я психолог», а также можно проследить довольно глубокий уровень, который связан с прошлым.
Основным положением нарративной терапии является то, что расстройства сами по себе, такие как рпп и нарушения образа тела, не принадлежат человеку. Это своего рода нарратив, культурное и социальное послание, которое представляет собой смесь представлений самого человека и той среды, в которой человек находится. Такие ярлыки, которыми помечают рпп, они принадлежат более широкому контексту, который каким-то образом помещён в человека, и человек игнорирует другие послания.
Этот ярлык становится плотным и весомым нарративом. Напр., нарратив, который я могу получить, - я страдаю анорексией, я анорексичка. И у меня может сложиться понимание, что это и есть вся я, другого больше ничего не существует. И терапевтическая работа заключается в том, чтобы расширить этот нарратив, привнести туда все семейные, культурные и социальные феномены.
Это послание (что ты больной анорексией) становится очень сильным, поскольку в нем заключена большая часть негатива, который человек принимает близко к сердцу, и оно становится буквально частью идентичности человека. Поэтому его так сложно отпустить.
Итак, Джон Бернхэм (John Burnham) выделяет положения, с которыми нам надо соотнести себя,
как терапевтам, и начать работу с клиентами. Его теория получила аббревиатуру, которая звучит GRACES. По первым буквам аббревиатуры мы начинаем работать с идентичностью клиента: G - gender - пол, R - race - раса, этническая принадлежность, класс, социальное положение и так далее. И это более широкий нарратив, который включает культурные послания, послания семьи и т.д.
Задача терапевтических писем – сделать этот нарратив более подвижным, более широким, поскольку есть возможность рассмотреть – каким был человек в прошлом, и каков он сейчас.
Это важно с точки зрения осознанности и понимания себя лучше, когда вы возьмёте лист бумаги и честно ответите себе на вопрос: как эти пункты повлияли (сформировали) и продолжают влиять на вашу идентичность. Это важно понимать с точки зрения переноса и контр переноса в терапии. Потому что все мнения, которые мы выносим друг о друге, коренятся в этом понимании.
Через понимание этих моментов, мы исследуем, в каком месте есть напряжение и давление, в каком месте было проявление силы, и как эта сила сформировала и очертила идентичность этого человека, в какой момент селф потерпело крушение, и в какой момент это стало борьбой.
Это глубокое исследование лежит в том, что мы помогаем человеку ответить на вопрос за что и с чем он борется, почему он не может бороться сам, почему за него это делает какая-то форма РПП.
Итак, этот нарратив включает сложности такие как: диагноз, расстройство, они поддерживаются личной историей, которая была в какой-то момент подавлена.
Итак, в какой-то момент, когда человек приходит к нам, мы понимаем, что что-то произошло, есть какая-то история, которую он уже не может сдерживать. Что есть то, что над ним доминирует. Часто мы видим это давление, эту спутанность, которая проявляется в истории, которую подавляет человек. Но дело в том, что человек не является этой историей. Он пытается рассказать правдивую историю, которая близка ему. И эта разница между тем, что он вынужден представлять о себе, и правдивой частью - вызывает конфликты, составляют сердце этой борьбы.
Истории, которые подавляются, они общие для всех людей. Это не зависит от культурной принадлежности и семьи, в которой вы выросли, не важен ваш возраст…
Все мы возвращаемся к истории послания семьи и через нее мы пытаемся пройти.
Напр., в моей семье считается, что я слабая и застенчивая, и уже не важно, что я могу быть уверенной в себе, умею быть сильной, это уже не важно, всегда меня возвращают к изначальному нарративу, настолько он приклеился ко мне.
Один из весомых социальных нарративов и посланий – красота. Он доминирует надо всем нашим представлением о себе.
Возможности нарративного подхода дают особое пространство, предлагают альтернативные истории о себе. Поскольку есть много историй, которые были маргинализированы этим доминирующим нарративом. Именно доминирующий нарратив поддерживает рпп или расстройство образа тела. Благодаря работе с теравевтическими письмами, мы разбиваем этот нарратив и предлагаем альтернативные истории и варианты.
Давайте подумаем о доминирующем нарративе, который лежит в основе рпп, который можно наблюдать у клиентов. Давайте подумаем вместе.
Например, такой нарратив – то, что ты делаешь, должно быть лучшим. Ты должен что-то производить, и то, что ты производишь, должно быть лучшим.
Другой пример доминирующего нарратива – ты достоин любви, только если семья тобой гордится.
Итак, основное послание, которое получает человек, это ты лжец, ты не говоришь другим, кто ты есть на самом деле. Потому что есть хороший человек, но мир на самом деле не знает, какой ты. А внутри ты ужасный, и ты скрываешь, какой ты есть на самом деле. Этот нарратив очень часто лежит в основе семейных посланий.
То, что я приветлива, это считается, что я не такая… И это было одним из посланий, которое поддерживало рпп.
Поскольку наша идентичность формировалась под давлением этих посланий, они имеют такую власть. Эти нарративы создавались людьми, которым мы доверяли, и которым принадлежала сила. Поэтому мы им (посланиям) доверяем, и они имеют над нами такую власть.
Давайте сейчас подумаем и попробуем сформулировать этот доминирующий нарратив, который принесли ваши клиенты.
Итак, вы можете здесь наблюдать среди примеров, что дочь должна быть хорошей дочерью и заботиться о членах семьи. И это пример того, как пол влияет на формирование идентичности. Женщины должны заботиться о других членах семьи.
Итак, мы видим, насколько объемными могут быть эти послания. Они встречаются в каждом аспекте, о которых мы говорили. И наша задача в терапии – сначала расширить, а затем - сужать это представление о себе, подбираясь к тому, кто я есть на самом деле.
Итак, основное положение нарративного подхода – в том, что человек состоит из мульти-историй. И наша задача – это расширение представления о себе.
Сам человек не является проблемой. Проблема – это проблема.
Человек приходит к терапевту, имея очень конкретное представление о себе, связанное с доминирующим нарративом, который он получил. И наша работа – его расширить.
Важно понять, какое главное послание у человека. Какую историю он о себе рассказывает.
Мы обращаем внимание, какой язык и какие слова использует человек для того, чтобы себя описать. Мы буквально записываем и цитируем его.
Мы обращаем внимание на то, в какой ситуации оказывается человек в структурах, таких как семья и работа. В каком месте этой структуры он находится. Часто люди не находятся в позиции власти, они находятся в позиции подавления.
Мы пытаемся обнаружить истории, которые маргинализируются, которые не
рассказываются, скрываются. Часто можно услышать историю, которая из раза в раз повторяется. Тогда нужно обратить внимание, что скрывает эта история.
И наша задача – попытаться расширить эту маргинальную ситуацию, маргинальную историю.
Это можно сделать с помощью вопросов: Как бы ты это описал матери? Сказал бы это брату?
И есть определенный навык, которому я еще учусь, это возможность замедляться. Потому что когда мы всё время слышим доминирующую историю, важно её замедлить и заметить в этом замедленном состоянии, что теряется в этой истории.
Мы можем вводить членов семьи, предлагать разные варианты и другую перспективу для того, чтобы поддержать рефлексию и дать понять человеку – где ты находишься, и где находится сила по отношению к тебе.
Итак, мы сейчас с вами снова уйдем в сессионные комнаты. Один человек расскажет историю об отношениях. Это может быть не очень что-то значимое в его жизни, м.б история о покупках. Важно, чтобы там присутствовала вовлеченность партнера (он сказал это, а я ему ответила то), м.б это был разговор по телефону, то, что происходило недавно. История на одну-две минуты. Говорит человек
номер один. Номер два и три – слушают и постарайтесь эту историю замедлить, чтобы
сделать это послание, нарратив, более плотным.
Вы задаете рассказчику цикличные вопросы. А как ты себя чувствовал? А как он к этому отнесся? Что ты о себе после этого думаешь?
Простые вопросы, чтобы задуматься, замедлиться и уплотнить этот нарратив.
Давайте продолжим. И мы обратимся к терапевтическим письмам, как к одному из подходов в работе с рпп и расстройством образа тела. Дэвид Эпстон проводит существенную разницу между терапией разговором и письмом. Речь идёт о самой природе слова произнесённого и слова написанного. Поскольку сила доминирующего нарратива очень крепка, поэтому когда после терапии разговором клиент выходит из кабинета, он полон воодушевления, но доминирующий нарратив особенно в начале терапии не отступает. И все, что происходило на сессии, буквально сводится к нулю, ведь терапевт предлагает другой вариант и другую опцию.
Иногда мы можем наблюдать, что во время сессии у клиента происходит какое-то понимание, когда действительно что-то резонирует с его опытом. Но позже, когда он покидает сессию, он об этом забывает, он уже не помнит. И для терапевтов это – фрустрирующая ситуация. Когда мы видим, что на сессии действительно происходит какое-то изменение, но в следующий раз всё снова возвращается на круги своя. И возникает ощущение, что мы ходим по кругу.
В случае с письмами ситуация немного другая, это по другому выглядит. Слово написанное – не исчезает. Оно имеет большую продолжительность жизни, в каком-то смысле. Оно увековечивает этот опыт, который получает клиент. И необходимо усиливать альтернативную историю, если есть возможность у клиента. Очень легко эта история не воспринимается, поскольку доминирующий нарратив – это история о себе, рассказанная себе самому.
И первая часть мне кажется понятной, она уложилась в нашем представлении, как это происходит.
Первый аспект – это необходимость для терапевта убедить клиента, уверить его
в том, что терапевт услышал его историю, в особенности если это маргинальная,
вытесненная история. Необходимо клиенту возвратить его историю и дать ему понять, что именно он – конечный и выпускающий редактор своей истории, предлагая для какой-то истории альтернативный вариант, убедиться, как это резонирует с опытом клиента, насколько это ему близко, и что финальный выпускающийся продукт ему подходит. Что это то, что он бы хотел слышать.
Другая важная часть – это рефлексия о сессии. И это может быть не законченная вещь.
Это может быть только появляющаяся альтернативная история, альтернативный нарратив. Но мы его выделяем и подчёркиваем. Важная часть – это продолжать разговор между сессиями. И иногда какие-то аспекты повторять в каждой сессии.
Это также приглашение клиенту – быть свидетелем своего опыта, вместо того, чтобы видеть всё в чёрно-белых красках, предлагать рефлексию того, что он узнал. В этом может помочь ведение дневника и журнала.
Этими письмами мы словно даём полномочия клиенту – убедиться в правдивости своего опыта. Таким образом, мы развиваем доверие и возможность проверить свой опыт на практике.
Конечно, многое зависит от терапевта, от его стиля, от того, как он привык структурировать свои мысли, от подхода, который он использует. Может быть разными способами написана и записана сессия. Иногда если я чувствую себя неуверенно и теряюсь во время сессии, это может поддерживать меня как терапевта, необходимость структурировать и держать свои мысли в должном порядке, и самому не потерять тот нарратив, который появляется.
Итак, мы каким-то образом структурируем свои мысли, и первая часть письма – это введение. Оно может быть в виде короткой аннотации о времени и месте сессии, о том, что мы собираемся сделать сегодня на сессии.
Примерно 90% писем, которые я пишу, состоят из цитат по словам клиента, которые я беру из стенографии сессии. Это даёт больше понимания об альтернативной истории – буквально использование языка клиента. Вы должны использовать те же слова, которые использует клиент, в особенности что касается рпп, как он это называет, с целью большего понимания этого нарратива.
Важность терапевтических писем заключается в том, чтобы отделить ощущение селф от ярлыка, от диагноза. И Вайт ввёл для этого термин – экстернализация опыта.
Итак, человек получает послание, которое оказывает на него существенное влияние. И мы выражаем это послание в языке. К примеру, он говорит: вместо того, чтобы говорить «ты голодаешь или замариваешь себя голодом», ты можешь сказать «когда приходит анорексия» ты чувствуешь себя так-то и так-то.
Происходит уплотнение нарратива, когда мы говорим, что анорексия присутствует во мне, но мой опыт говорит, что она может проявляться и наружу. И вот так она проявляется и таким образом влияет на твою жизнь. Это кажется очень простой идеей, но это не так очевидно для человека, у которого рпп. То, что его опыт влияет на его жизнь.
И это сострадание, которое мы показываем ему на сессиях, и в терапевтических письмах, они действительно помогают понять ему, что проблема – это проблема, и наша работа – помочь проявиться истинному селф, которое в данных условиях не поддерживается.
В терапевтических письмах мы отражаем последовательность определенных событий, потому что часто то, что чувствует клиент, это то, что всё сливается в его опыте. И это – необходимая поддержка селф, вместо того, чтобы различать только чёрные и белые цвета.
К примеру, если ты чувствуешь одиночество, то ты чувствуешь одиночество, а затем ты начинаешь морить себя голодом, тогда ты чувствуешь такие-то эмоции…
Мы помогаем выявить эту последовательность. И именно терапевтические письма играют в этом огромную роль.
И очень полезно задавать открытые вопросы, поскольку мы начинаем исследовать это явление, эти процессы. Мы задаем вопросы. Например. Поменялось ли что-то, когда ты заметил, что кто-то зло посмотрел на твоего кота? Начинайте с исследования и используйте открытые вопросы, не требующие прямого жёсткого ответа.
Задавая такие вопросы, мы уполномочиваем клиента быть ответственным за себя. И предлагаем альтернативное послание, альтернативный нарратив. Ты действительно сильный и храбрый, потому что ты через это прошёл.
И хороший ресурс, который можно использовать, это шутки, разумное чувство юмора. В зависимости от того, насколько развиты ваши терапевтические отношения, насколько это резонирует с опытом клиента, вы можете придавать юмористический оттенок тому, что происходит.
Это действительно помогает и делает сессию более интересной. В письмах это так же отражается.
Написать письмо в ответ терапевту – это всегда приглашение. Это не обязанность. Вы можете предложить – если ты хочешь, ты можешь ответить мне.
Необходимо также напомнить о возможности отредактировать и внести свои коррективы в написанное письмо. Некоторые клиента отправляют письмо почтой, некоторые приносят на следующую сессию. Это может разные формы принимать, в зависимости от того, что удобнее.
Некоторые терапевты предпочитают фокусироваться на сильной стороне клиента, на его звёздном ресурсе. И они думают, как этот ресурс можно направить на исцеление себя. К примеру, если клиент демонстрирует на сессиях сострадание к другим, как он может это использовать по отношению к себе.
Часто клиенты, и это определённый факт, страдающие рпп, имели какое-то драматическое событие или травматический опыт. И, возможно, как мы знаем, самое пугающее место – это они сами. И тогда необходимо найти безопасное место для самой себя, даже где-то в комнате, в каком-то пространстве. И это развивает способность принимать слова и то, что было написано. В каком-то смысле мы всегда не уверены и находимся в непостоянном мире. Слова, записанные на странице, они достаточно реальные, и уже воспринимаются как нечто конкретное (осязаемое). Это письмо можно прочесть, и его можно уничтожить, сжечь, с ним можно поступить, как угодно. И в этом – множественность выбора.
И часто клиенты мне тоже об этом говорят, что так проявляется моя неосознанная вещь – что я делаю с этим письмом. Я могу о нем совершенно забыть. Однако, я могу к нему вернуться, и многие говорят о том, что я хочу прочесть его, когда я нахожусь в безопасности с собой. Что когда я читаю это письмо, я чувствую связь с терапевтом и могу действительно переварить то, что написано.
Я могу прочесть его с разной скоростью, которая мне подходит. Может быть, прочесть его быстрее или, наоборот, медленнее, чем это происходит на сессиях.
Согласно Дональду Виникотту, письмо, по сути является переходным объектом. Его функция - поддерживать человека в его ситуации, в его страданиях, в его маргинальных историях. Это возможность узнать себя, поддержать себя и рассказать по другому себе же историю о себе. Для того, чтобы письмо действительно стало переходным объектом, это занимает время.
Терапевту необходимо время для рефлексии. Лучше записывать сразу после сессии. Хорошо, когда этому уделяется время. Если нет, это можно сделать позже, скажем, вечером после сессий. И
действительно эта практика, эта работа с терапевтическими письмами, она создаёт эту разницу, которая впоследствии становится действительно важной.
И всегда, когда мы пишем терапевтические письма, неважно, кому они адресованы, это может быть отчёт о сессиях психиатру, отчёт о проделанной работе кому-то, может быть, семье, либо личные терапевтические заметки, мы всегда делаем это с мыслью о том, что клиент может когда-то их прочесть. И мы выражаем в них уважение, мы помним, что наша задача – расширить этот нарратив, и о том, чтобы человек смог их воспринять должным образом.
И действительно важный момент в использовании терапевтических писем – это
рефлексия. Это очень важный момент в нашей практике.
Вопрос о процедуре создавания писем: как пишем, как отдаём, что записываем. И нормально ли это, если после сессии послать электронное сообщение, или предпочтительно – написанное от руки?
Первое, что нужно сказать, это то, что всё зависит от клиента. Какой способ, как вы считаете, будет для него переваримым. Сможет ли он переварить длинное письмо, или ему нужно короткое послание. Вы можете отдать его после сессии сразу.
Некоторые клиенты и терапевты предпочитают отправить письмо так, чтобы клиент получил его посередине между сессиями, чтобы таким образом создать своего рода "мост" от одной сессии к другой и напоминание.
Отправлять онлайн можно, учитывая ваше понимание той разницы, о которой мы говорили в начале, между письмом, написанным от руки, как нечто осязаемое, и электронным сообщением.
Главное, это не то, как мы это делаем, а чтобы человек начал отделять себя от своего рпп. И во многом это проблема языка. Мы замечаем, что они используют, какие выражения. Часто можно услышать, как они сами объясняют этот опыт.
Я – анорексик, это анорексия. Тогда мы вместо того, чтобы сказать «я морю себя
голодом», вместо того, чтобы это послание нести, я говорю это по другому: когда приходит анорексия, тогда появляется голод, тогда есть ощущение голода.
Чтобы человек смогл разделять – это я, это моё селф – а это что-то преходящее. Важно отделить себя от расстройства. Потому что весь опыт защитного поведения, включая рпп, и это позиция нарративноего подхода, - это адаптивная функция. Это адаптивный ответ и достаточно логичный ответ на безумную ситуацию и безумный мир, в котором они живут.
Николь говорит о том, что она предпочитает стиль приглашения вместо инструкций, вместо инструкций и установления каких-то рамок взаимоотношений. Я могу сказать, что раньше мы это делали с другими клиентами. Может быть, давайте посмотрим, насколько это будет полезно вам. Может быть, давайте проведём такой эксперимент. Мы можем записать, подытожить то, что было на сессии. Хотите попробовать со мной, и я могу попробовать послать это вам в конце сессии. Хотите ли вы попробовать? Если клиент действительно чувствует себя не уверенным, или он не знает, хочет он это пробовать или нет, я могу сказать: ну хорошо, давайте это оставим, и вернёмся к этому на следующей неделе. Отправная точка – это клиент. Смотрите на его реакцию, как ему легче было бы начать.
Если мы работаем с клиентом, у которого есть уже клинический собственный опыт, они в каком-то смысле уже эксперты по своей болезни. Они прочли тонны бумаг о своём диагнозе. И они могут сказать, что там не правильно написали мою фамилию или имя. Там меня не правильно поняли или не так сказали обо мне. И действительно, эта ситуация угнетает. Поэтому если он получает письмо, полное сострадания, это может помочь в исцелении, и об этом говорит опыт работы с моими клиентами.
Записанное слово имеет очень большую силу.
В следующий раз мы поговорим о рассказах, об историях, и о возможностях использования поэзии.