Творческие способности при дисморфическом расстройстве

В результате этой чувствительности человек реагирует более эмоционально, воспринимая красоту или безобразность.

Согласно другому предположению, люди с диагнозом ДР, лучше понимают искусство и красоту, в сравнении с другими. Как Каролина в своей истории вопрошает:

По результатам исследования Виала и Лимбру 20% из 100 пациентов с ДР имели образование или занятие в области искусства, по сравнению с 4% среди пациентов с депрессией, 3% ОКР (обсессивно-компульсивное расстройство) и 0% среди людей с ПТСР (пост-травматическим расстройством). Минни делает интересное замечание в своей истории (см.ниже кейс Минни), что ее увлечение искусством и дизайном в юности каким-то образом повлияло на развитие расстройства, так как она научилась критически смотреть и оценивать художественные объекты и перенесла это отношение на свою внешность. Тогда же она установила недостигаемые высокие стандарты к своей внешности, также как и к своим художественным работам.

Довольно часто маркеры психической патологии указывают на дефицит или нежелательность мыслей и влечений. В новой волне исследований начинается признание положительных аспектов, связанных с расстройствами; каждый диагноз рассматривается вместе с определенным набором полезных умений, связей и резильентностью. Способность людей с ДР к созерцанию деталей, наблюдению явлений в мелочах как противоположность к большей картине, отмечать и оценивать практически недоступные восприятию аспекты объекта, включая произведения искусства, без сомнений, указывает на скрытый талант и необычные средства выражения, доступные людям, страдающих ДР.

Действительно, вы узнаете о многих историях, демонстрирующих как соавторы этой книги воспользовались преимуществами своих творческих способностей, развиваясь по ступеням международной карьеры или получив актерское признание.

В этих случаях кажущееся «проклятие» под острым, как бритва, взглядом, с точки зрения расстройства, воспринялся ими как талант, достойный высокой самооценки и открытия себя для общественности.

Я родилась в Северной Индии и с раннего детства, лет с 3 или 4, мне знакомы ощущения, что такое быть изгоем. В школе я была настолько застенчивой, что редко говорила.

Некоторые члены моей семьи страдали психическими заболеваниями. У дяди был психоз, другие члены семьи страдали от депрессий, в особенности, дедушка, который покончил с собой, когда мне было 5 лет. Это событие радикально изменило мою жизнь. В 1973, разбираясь с делами после ухода из жизни деда, мой отец решил иммигрировать в Англию, чтобы начать новую жизнь. Я не говорила по-английски, только на хинди, и ярко запомнила эту смену места: природа, окружавшая меня – все было необычным и чужим.

Я была очень застенчивой и с большим трудом примирилась с новой школой. С того времени начались притеснения. Дети измывались физически, царапали и толкали. Помню, однажды мы сидели в круге и один мальчик прошептал мне на ухо: «Ты такая уродина, что на тебе никто не женится». В школе не было других детей с восточной внешностью, так что он, наверно, воспринял меня как неприятную. Тем не менее, его слова казались правдоподобными и нанесли глубокий отпечаток на мое существо. У моих родителей был круг друзей, таких же эмигрантов из Индии, некоторые из них были связаны с нашей семьей. Обычно мы часто встречались и меня оставляли с ними, в плохо обращавшемся со мной окружении.

Родители старались найти свой путь в новой стране, и их брак постепенно начал распадаться. Отец часто был нетерпим к матери. Я и мой брат постоянно становились свидетелями этих инцидентов и тоже попадали «под обстрел». Мне было шесть, когда я усвоила свою роль как защитницы матери в этих стычках.

На следующий год я начала ходить в начальную школу, дети в ней воспринимали меня не так жестко, и эти годы я запомнила как радостные. И хотя мне нравилось в школе, я начала создавать защитные ритуалы и привычки. Один из них состоял в том, чтобы при выходе из дома брать с собой орех миндаля, завернутый в салфетку и носить его в кармане пальто. Я верила, что это защитит мою мать, пока меня нет. Иногда я слышала голос, который говорил мне, что если я не буду быстро бежать по лестнице, то, моя мать умрет, и тогда я носилась по лестницам, рискуя собой.

В средней школе в период с 11 до 16 лет я посещала коррекционный класс. Мой мозг был настолько перегружен, что это влияло на усвоение информации.

Мы жили в неблагополучном районе, оплоте национального фронта [праворадикальное политическое движение – прим.перев.]. Это было начало 80-х, расцвет движения скинхедов. По телевизору показывали толпы, словно обезумивших бритых голов с ботинками Д-ра Мартина и подтяжками. Также хорошо запомнила актрису Фоссет Ферра с золотыми волосами в фильме «Ангелы Чарли».

В школе и за ее пределами я была объектом расистских насмешек. Кто-то изготовил плакат с моим фото и подписал: «Если вы встретите ее, знайте она – ведьма». Я прошла мимо плаката и в шоке осознала, что на нем мое лицо, это меня опустошало. Эти послания усиливали мои мысли о том, что я уродина, недостаточно хорошая и недостойна общества.

Я наследовала крючковатый нос от дедушки, который, как я понимаю сейчас, был вполне нормальным. Но, к сожалению, из-за того, что мой нос отличался, это провоцировало новые насмешки.

У меня разнообразный опыт унижений, например, когда проходили мимо меня, то напевали: «Ведьма, с огромным длинным носом». Все это очень сильно отпечаталось на моем существе. Все это легло в основу ДР. Я начала переживать из-за размеров и формы моего носа и складок на шее.

Однажды вечером я смотрела фильм под названием Роксанн, в котором играл Стив Мартин и Дарэл Ханна. У героя Стива Мартина был огромный нос, и он использовал макияж для его визуального уменьшения. На следующий день я использовала темные тени для век, чтобы оттенить части моего носа, которые я считала слишком выделяющимися. В последствии это стало моим ритуалом, от которого я очень зависела, пока была подростком.

И, хотя я не думала о косметической хирургии, моя мать предложила это. Но выяснилось, что придется ждать моего совершеннолетия по юридическим причинам. Так на мое 18-ти-летие операция состоялась. В результате облегчение пришло, но ненадолго, и я заметила, что ощущение того, что я «уродина» вернулось. Навязчивые мысли по поводу моей внешности набирали силу и со временем становились настойчивее и переключились на другие части тела. Мне казалось, что я по-прежнему слышу голоса моих обидчиков: «ты - уродина», «ты - ничтожество», «отвратительная», «уходи домой».

В возрасте 21года после коррекции носа, я значительно похудела. Внешне я начала выходить в свет, социализировалась и получала достаточно признания. Однако эти мысли меня пугали, поскольку до сих пор я чувствовала себя уродиной и никчемной. Комплименты меня не трогали, мое внимание вновь возвращалось к внешности. Мое восприятие себя и самооценка полностью зависели от того, как я выглядела. Идея была в том, чтобы быть максимально худенькой, прикрыть все недостатки, я тратила часы на выбор одежды, макияж и др. Несколько лет спустя я встретила парня и вышла замуж, также закончила Колледж искусств Св.Марина искусства и дизайна и получила степень изящных искусств.

Я сменила много мест работы. Внешне все выглядело нормально, и никто не знал о навязчивых мыслях и ритуалах, с которыми я жила постоянно. Внезапно в 2005 умерла моя мать, и все обострилось. Я почувствовала опустошение, грусть, мне было очень больно заниматься ее делами и в результате мои волосы стали выпадать.

Месяцы и недели я стояла перед зеркалом, проверяя, сколько волос выпало. Все время я сравнивала свои волосы с волосами других людей - в поезде и на улице у прохожих.

Каждую секунду изо дня в день меня охватывала тревога и страх.

Я спрашивала себя: Как дальше жить, если мои волосы будут продолжать выпадать? Несколько лет я пыталась совладать с этой проблемой. Я прошла несколько курсов лечения волос, включая дерматолога, китайского травоведа, гомеопата и посещение специалиста в клинике для волос. В итоге я потратила уйму денег.

Со временем все наладилось. Но как только я смотрела в зеркало, меня охватывал ужас от собственного отражения. Обстоятельства становились тяжелее, и я думала, что смогу их решить одним способом – лишив себя жизни. К тому времени я уже слышала про ДР, но об этом у меня было расплывчатое представление. Я начала собственное интернет расследование, нашла много разной информации, в том числе документальные фильмы. Они словно заново открыли мне глаза, поскольку я могла многое понять о расстройстве. Спустя несколько дней я пошла к своему врачу-терапевту, который, к счастью, слышал про ДР. Я объяснила, что многое пережила и хотела покончить с собой. Врач оказалась очень понимающей и направила меня на лечение по программе Системы медицинского обслуживания. Так как у меня были суицидальные наклонности, к терапии приступили незамедлительно, не ожидая начала новой программы, иначе бы пришлось ждать 4 недели. Фактически мне повезло и я рада, что так произошло. Я начала курс терапии и через осведомленность о ДР, используя технику майндфулнес, чтобы отделить себя от моих мыслей, что-то начало меняться. Я начала понимать, что у меня серьезное психологическое расстройство.

Да, мои волосы поредели, но об этом знала только я, это было незаметно для других, и моя жизнь не должна была прерваться из-за того, что я буду выглядеть неидеальной.

В последующие месяцы я упорно работала над заданиями программы КБТ (когнитивно-поведенческой терапии), и мой психотерапевт подтвердил, что терапия продвигается. Мое защитное поведение и ритуалы происходили реже и страдания уменьшились. Я также посещала группу поддержки людей, страдающих ДР по программе больницы на севере Лондона. Группа оказалась большой поддержкой. Я смогла доверять другим и осознала, что я не одинока. Постепенно я научилась сострадать себе и распознавать типичные проявления моего расстройства. В последующие годы я продолжала выздоравливать, с редкими эпизодами возвратами болезни.

Постепенно я начала организовывать группы поддержки для людей с ДР. Это позволило вернуть уверенность в себе как личности и вскоре я стала попечителем ДР Фонда.

Эта вовлеченность в благотворительную деятельность придало моему разнообразному детскому опыту смысл. Год назад я вернулась в терапию. Несмотря на то, что мне много удалось решить на первом этапе КБТ и многое улеглось, мне хотелось пойти дальше. В этот раз мы работали над изменением моих коренных убеждений. Также работали над перезаписью воспоминаний, событий из прошлого, имеющих сильное влияли на меня. Это работа была очень мощной, особенно осознавание связи воспоминаний с внутренними убеждениями, и тогда я смогла уйти от неприятия себя и голосов насмешников из детства. Я смогла поверить, что нет причины во мне, насмешки были вызваны теми, кто это делает. К несчастью, это была враждебная среда, в которую меня поместили, и не могла контролировать в том возрасте.


Сегодня в возрасте сорока восьми я воспринимаю себя как целостную личность с разными аспектами и гранями. Я больше не завишу исключительно от внешности. Я ценю другие качества, которые есть во мне: доброту, тепло, чувство юмора и глубину. Я пришла к тому, что воспринимаю себя как достойной любви и любящую, способную предложить много этому миру. Моя жизнь наполнена путешествиями, приключениями, общением и достойной работой. Я все еще на пути личностного роста и открытий в самой себе. Иногда меня все еще настигают мысли, вызванные ДР, но я уже способна ответить: «Все хорошо, это так действует болезнь». Сейчас я знаю, что эти мысли не влияют на мою жизнь и действительность.