Аффекты: семь подходов в обращении

Для ребёнка/клиента, который испытывает тревогу, беспокойство и не обладает зрелыми навыками утешения себя само присутствие осуществляющего уход лица и его отклик уже несет успокоение. Джанни Франчесетти в своих рекомендациях по работе с паническими атаками, в частности, пишет:

На начальном этапе работы кажется решение о быстрой деидеализации и фрустрации фантазий о всемогуществе терапевта не всегда уместным. Ребёнок в начале своей жизни нуждается в идеализации заботящихся о нем лиц, и у него нет другого варианта, кроме принятия родителя в качестве всемогущей фигуры. Ребёнок/клиент может фантазировать о всемогуществе родителя/терапевта для поддержки этой веры, даже, когда в реальности родитель/терапевт не может облегчить его дистресс.

Переживая боль и тревогу, ребенок/клиент обращается к родителю/терапевту, чтобы он утешил и компенсировал его дискомфорт. В потребности ребенка/клиента принимать оценку родителем/терапевтом окружающего мира заключена основа его доверия.

Родитель/терапевт становится, по блестящему выражению Винникотта, «аппаратом для думания мыслями», который помогает ребёнку/клиенту образовывать мыслительные представления, понимать свои эмоции и декодировать их в речь, лучше осознавая и сообщая себе и окружению, то, что с ним происходит. Это позволяет ребенку легче переживать сложные чувства за счёт осмысления ситуации и правильных обозначений своих аффектов и, связанных с ними, потребностей.

Для приобретения функции самоутешения, ребенок/клиент должен чувствовать, что получил разрешение «занять место родителя» в качестве источника оказания помощи. Родитель/терапевт может испытывать ревность в ответ на возрастающую автономность ребёнка/клиента и, связанные с этим, самостоятельные поиски «как сделать себе хорошо». Примером патологической реакции ревности являются случаи, когда мать может ревновать к игрушке ребёнка и требовать, чтобы он обратил внимание на неё, играл с ней, а не «возился с этой проклятой штукой».

В задачу родителей/терапевтов так же входит умение представлять себе что происходит с их ребенком/клиентом, в плане переживания аффектов, распознавание его истинных потребностей и намерений, когда он ведет себя так или иначе. Например, достаточно хорошая мать интерпретирует эпизод воровства ребенком мелочи из своего кармана, не как проявление признака психопатологии, а как коммуникативное послание о неудовлетворенных потребностях и возможном дефиците внимания. Эта способность матери или отца равносильна возможности психотерапевта представлять себе когнитивное и аффективное психическое состояние своего пациента называется «созданием внутренней модели сознания другого, или ментализацией» (Fonagy, P. et al., 2002). Чем точнее и гибче такие модели, тем более вероятным является развитие способности к ментализации у ребенка/клиента.

«Лицо матери – как экран, на котором младенец видит то, что он чувствует» (Dornes, 2006). Если родитель/терапевт не отражает конгруэнтно аффекты ребенка, а лишь показывает ему свои собственные, ребенок/клиент путает свои собственные аффекты с аффектами родителя/терапевта, интернализуя их вместо своих, что приводит к путанице: что здесь свое, а что – чужое. Другой патогенный сценарий, если родитель/терапевт конгруентно реагирует на аффект ребенка/клиента, но эти реакции сверхсильные и не дифференцированы по уровню. Например, мать, чрезмерно тревожная сама по себе, возвращает обратно ребенку не только его не переработанную тревогу, но и эвакуирует в него свою. Она использует его, как хранилище для своих, непереносимых аффектов, или может пытаться поменяться с ним ролями, стремясь к тому, чтобы быть самой контейнированной ребенком, вместо того, чтобы делать это для него.

Третий сценарий, когда родитель/терапевт реагирует тревожно или отстранённо и говорит: «Я не понимаю, что с тобой происходит!» – тем самым, она устанавливает слишком большую эмоциональную дистанцию и отвергает те переживания, которые ребенок/клиент хочет эвакуировать, возвращая ему их не модифицированными.

Нормальной реакцией в таких ситуациях будет дать сначала возможность ребенку/клиенту спроецировать непереносимые аффекты на родителя/терапевта, переработать их, и вернуть ему обратно, предварительно придав им осмысленное содержание (W. Bion, 1962), что позволяет их интернализировать в виде диадной единицы «Я-аффект-Объект» и использовать в «строительстве» интегрированной идентичности.

По мнению Генри Кристала