семинары с николь шнаккенберг | современный взгляд на нарушения пищевого поведения и образ тела

Глава 10 из книги "Bodies Arising", 2020
автор Николь Шнаккенберг
доктор психологических наук, специализация – расстройства пищевого поведения и образа тела

Метафоры в работе с расстройствами
пищевого поведения и образа тела

Главный корень баталий с внешностью скрыт в страхе быть нелюбимым, а точнее - в недостатке любви к себе. В буквальном смысле он представляет собой метафору недостатка любви к себе. По этой причине расстройство постоянно следует рука об руку с разными вариантами навязчивого поведения и метафорами, выражающими отсутствие любви и непринятие себя.
Вот несколько из таких вариантов - компульсивное поведение, причинение себе вреда (в клинической терминологии - "самоповреждающее поведение") и поддержание разрушающих отношений.

Компульсивное обращение за косметическими и другими процедурам

Это обретает особый смысл, если мы поймем, что баталии с внешностью основаны не на желании изменить внешность, а укоренены в низкой самооценке, непризнании ценности себя и самобичевании из-за недостатка принятия и любви к себе.
Компульсивное обращение за косметическими, дерматологическими и стоматологическими процедурам характерно для людей, которые ассоциируют образ себя с тем, как они выглядят. Это становится типичным в случае диагноза дисморфическое расстройство (ДР). Вследствие этого люди верят в то, что если "починить" видимый дефект внешности, то их полюбят и все наладится. То, что это в принципе невозможно, подтверждается в моей практике и в исследованиях ДР. Чаще происходит то, что когда один "проект по улучшению внешности" завершен, фокус внимания смещается на другую часть тела.

Компоненты отношений ранней привязанности

Поговорим о двух противоположных способах убеждения себя в необходимости использования косметической хирургии. Согласно терминологии Роберта Брайана, автора книги "Декорированное тело" (The Decorated Body, 1979), эти аргументы - "фигурация" и "дефигурация". Аргументация по-типу "фигурация" говорит о том, что такая процедура как косметическая хирургия будет способствовать интеграции частей селф. К примеру, многие говорят о том, что операция помогла "стать таким, каким себя представлял". Другую сторону медали представляет собой аргументация по-типу "дисфигурация", считая подобные процедуры саморазрушающими. Косметическая хирургия, или другое навязчивое поведение, неосознанно воспринимается как акт саморазрушения, который служит для того, чтобы отвлечь от ощущений и переживаний истинного Селф.

Безусловно, благодаря использованию услуг косметической хирургии и подобных процедур, внешность "чинится" и самооценка поддерживается, однако в результате этого, полученной любви редко (почти никогда) не будет достаточно. Обычно фокус внимания смещается на другую часть тела, поскольку глубоко внутри остается ощущение того, что я "недостаточно хороший" и "меня не любят".
Как мы уже поняли, способы, которые используются для исправления тела, обычно отражают метафору отношений ранней привязанности, ведь ощущение тела формируется в контексте ранних отношений. Так, через главного кормильца ребенок получает опыт ранних ощущений и переживаний своего тела, развивает ощущение телесного селф. Переживание прикосновений - это центральное переживание. Здесь играет роль не только регулярность прикосновений, но очень важными становится качество и нежность прикосновения. Ребенок, которого ласкают неуклюже, будет ощущать свою неуклюжесть и будет исправлять свое поведение, чтобы обрести более прочный безопасный физический контакт.

То, каким взглядом кормилец смотрит на ребенка, является скрытым посланием об утешении, о котором Алессандра Лемма, психолог и психоаналитик, говорит как "отношение взгляд-прикосновение". Прикосновение и взгляд воспринимаются как единое неделимое в ранних переживаниях ребенка. Возможно, они и остаются неделимыми в течение всей нашей жизни. Лемма предполагает, если возникли сложности с кормильцем (кормильцами) в ранних отношениях взгляд-прикосновение, то далее будет невозможно почувствовать себя "дома" в теле или даже ощущать "тело"; ощущать, что тело тебе принадлежит. Она говорит о том, что в подростковый период имеющиеся сложности влияют на воспринимаемые изменения в теле. В дальнейшем это может привести к тому, что тело будет "обвиняться" за внутреннюю боль и смятение, которые переживает подросток в мыслях и ощущениях. Это еще больше усложняет ассимиляцию тела в ощущениях того, кто я есть на самом деле. Поскольку тело обречено быть "виноватым" за ощущение фрагментарного селф, то считается, что его необходимо изменить или "починить", чтобы уменьшить или устранить эмоциональное напряжение. Во многих случаях тело обвиняется за переживаемое отсутствие любви, часто ведущее к убеждению в том, что если тело изменить или "починить", то я стану любимым и целостным.
семинары с николь шнаккенберг | современный взгляд на нарушения пищевого поведения и образ тела 

Селф и тело
Если поставлена цель трансформировать тело во что-то "красивое" и "вызывающее любовь", то и в этом есть бессознательное стремление трансформировать отношения ранней привязанности, чего бы это ни стоило, во что-то красивое и хорошее. Мы переживаем ощущения ранних и самых важных отношений через тело. А где же еще, кроме как через тело, в котором они проживались?
Зигмунд Фрейд, Дональд Винникотт и другие полагают, что телесное селф является основой ощущения Селф. Поэтому для того, чтобы изменить концептуализацию селф, сначала необходимо укорениться в ощущении телесного селф. Мы не можем исключить тело из нашего опыта. Также как не можем полагаться на то, что ощущение селф изменится надолго, если исправить внешний вид тела. Отношения селф и тела связаны не с внешностью, а с ранним периодом развития селф, которое происходит через тело.

Возможен процесс расщепления между сознанием и телом. Сознание может восприниматься как селф, тогда как тело переживается как "другой". Эта "разность" порождает ложное мнение о том, что селф может изменять тело и таким способом можно контролировать тело; другими словами, "я" как тело, изменяет "тело", чтобы стать целостным "я" или улучшенной версией "меня".

Иногда встречается мнение о том, что тело может изменять свой внешний вид, если посредством мысли ему внушить как оно должно выглядеть, тогда и только тогда тело может ассимилировать живое ощущение селф. Это своего рода расщепление - тело как "целиком плохое" и мысли об изменениях - "только хорошие". Возможно, в этом есть проблеск надежды на трансформацию тела в "хороший объект" для того, чтобы создать связанное "хорошее селф", или хотя бы внешнее соответствие "хорошему селф" - чтобы обеспечить привлекательность и, следовательно, ощущение того, что тебя любят.

РЕГУЛЯЦИЯ ЭМОЦИЙ В ПСИХОТЕРАПИИ
ТЕОРИЯ ПРИВЯЗАННОСТИ НА ПРАКТИКЕ
ЗДОРОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ С ТЕЛОМ И ЕДОЙ
ХАРАКТЕР И АФФЕКТЫ ПРИ НПП
СТЫД И ИДЕНТИЧНОСТЬ
СЕНСОРНЫЕ СИСТЕМЫ ПРИ НПП

Подробнее...
Таким же образом как отказ от еды может отыгрывать вовне чувство отвержения кормильцем, желание исправить тело воплощает это отвержение. Недовольство физической внешностью отражает, как в зеркале, неосознанное отвержение или болезненную сепарацию, или ощущение слияния с кормильцем. "Другой", представляющий собой кормильца, замещается "другим" - образом идеального тела. Человек захвачен образом тела, которое стройнее, без изъянов, более мускулистое и т.д., которое наделяется всеми качествами того, что можно описать как отношение с теперешним селф (то отражение, которое он видит в зеркале) и их проекцией, идеализированным селф (идеализированное, желаемое отражение в зеркале). Это отношение приходит на смену отношений слияния с кормильцем. Это отчаянное стремление сепарироваться от слияния.

Стыд и идентичность

Появляется переживание стыда как следствие причин, заставляющих многих из нас исправлять внешний вид тела. Это переживание стыда прочно укоренено в телесном селф. Если ребенок не получил "достаточно хорошего" опыта, всепоглощающий стыд может бросить невидимый якорь в ощущение тела. Стыд часто обнаруживается между переживаниями "недостаточно хороший" и страхом быть "поглощенным" как индивидуальное селф другим, обычно кормильцем.

Стыд, живущий в теле, не дает возможности ощутить себя в безопасности в теле. Те, кто испытывал стыд, говорят о фрагментарности тела или неспособности чувствовать живое тело. Используются метафоры: "весь по кускам", "чувствую себя отключенным" или "ощущаю себя мертвым от шеи и ниже".

Эти внутренние впечатления отыгрываются в снах и кошмарах, например, в которых какой-то объект вмонтирован или появляется из плоти, невозможно почувствовать часть тела или часть тела теряется во сне и становится изуродованной и лишенной принадлежности. Обычно сны видятся с точки зрения наблюдателя, в котором спящий - никто, и он плывет в "пустоте", пассивно наблюдая за тем, что приходит и уходит. Иногда это ощущение быть никем и не иметь тела проецируется на другую фигуру во сне. И этот другой может быть прозрачным и пропускающим через себя свет. Иногда часть тела теряется. Иногда тело "распадается", "увядает" или принимает гротескную форму.

Ощущение стыда, живущего в теле, сложно поддается описанию. Довольно часто оно появляется в ощущении того, что мы не подходим этому телу. Или есть ощущение того, что тело нам не принадлежит, и воспринимаем себя как самозванца. Мы не находимся "дома" в теле и чувствуем себя пойманными в капкан или не совпадаем с границами тела. Мы можем почувствовать это миллионами способов, здесь нет общепринятой точки зрения, описывающей, что именно мы должны чувствовать. Живя в обществе, которое говорит о том, что ты будешь чувствовать себя лучше, если изменишь свою внешность (в действительности, многие из нас так и делают), становится понятнее, что мы принимаем это послание как свой "проект по изменению идентичности".
Именно через тело в раннем детском возрасте мы приобретаем живое ощущение телесности. Если ранний опыт ребенка поддерживался, то будет развиваться ощущение комфорта и безопасности внутри физического тела. Если, напротив, ранний опыт был негативный, то вскоре появится ощущение, что у меня "плохое тело".
Если любящего взгляда другого не было в детском возрасте, то согласно предположению А. Лемма, позже человек будет искать любящий взгляд во всех доступных ему зеркалах. Этими зеркалами могут быть другие люди или отражение на поверхностях, напоминающих зеркала. Вместо того, чтобы встретиться взглядом с любящим взглядом, вероятно, это вызовет еще больший стыд. Частично это происходит в психике из-за необходимости подтверждения своего опыта и также по причине того, что человек будет искать отношений, которые будут поддерживать резолюцию раннего, невыраженного опыта.

Для нас не будет большим открытием то, что поиск романтических отношений в каком-то смысле, на физическом и/или эмоциональном плане, отражает сходство с первичным кормильцем. В них бессознательно мы надеемся понять и перестроить отношения ранней привязанности. В них также есть бессознательное стремление встретить любящий взгляд, которого недоставало в детском возрасте. В отношениях с партнером есть бессознательная надежда на соединение разрозненных фрагментов себя и обретение ощущения того, что появилась целостность. Есть надежда, что через возможность того, что нас заметят, прикоснутся и полюбят, мы сможем посмотреть, прикоснуться и полюбить в ответ.
Диалог голосов
Мой супруг работает с людьми, которые слышат голоса. По мере того, как я делилась с ним своими переживаниями неприятия себя, связанных с привязкой к моей физической внешности, мы начали вместе размышлять о параллелях моего опыта с проблемами пациентов моего супруга. Мне кажется, такие параллели можно провести со всеми людьми, переживающими эмоциональные баталии во всех формах, поскольку, по большому счету, их корень один и тот же. Мы можем притворяться, что у нас нет ничего общего с человеком, который слышит голоса. Мы просто обманываем себя. Мы сами точно такие же, как и люди, слышащие голоса, злоупотребляющие алкоголем и наркотическими веществами или не принимающими еду. Это сознание тела прячется от чего-то. И Осознанность, которой каждый из нас является, - синоним Свободы. То же, что и Жизнь. То же, что и Любовь.

Люди, слышащие голоса, часто говорят о том, что голоса их отчаянно преследуют. Боятся их, им кажется, что они "сводят их с ума". Поэтому они хотят избавиться от голосов, освободиться, отступить от них, чтобы идти далее по жизни.

В этой работе с голосами мой супруг нашел выход - не избавляться от голосов, а признать их и открыто выслушать все, что они хотят сказать. Когда эмоциональная часть истории голосов принимается - их выслушивают, то голоса постепенно уходят или гармонично ассимилируются.

Людям нужны метафоры. Прямая вербализация умственно схватывается и окрашивает смысл грубым обуславливанием. Метафоры - такие как поэзия и произведения искусства умеют находить обходные пути от мыслей и проникать в глубину души. Они могут преодолевать обусловленность. Так, мы можем стоять перед картиной или читать стихотворение и понять, что по щекам текут слезы. Каким-то образом стихотворение, скульптура или музыка выражает часть нашего опыта, который минует понимание и поражает нас в самую суть. Метафоры взлетают над мыслью и кратчайшим путем достигают глубокого понимания.

Голоса, которые слышат люди, обычно говорят метафорами. Они могут говорить ужасные вещи, например, убей себя, или нужно сжечь дом. Иногда это понимают буквально. Однако, голоса имеют в виду совсем другое.

Когда человек действительно слушает голоса, не пытаясь избавиться от них, они предлагают другое понимание. Они начинают понимать метафоры. "Ты должен себя убить" трансформируется в - "твоя прежняя жизнь должна умереть", а послание "ты должен сжечь родительский дом" - "твоя свобода лежит за пределами родительского дома".

Точно также "голос" (который может звучать как наш собственный "в моей голове"), подталкивает нас, выражаясь метафорически, к снижению веса. Голос или мысль говорит: "Тебе нужно похудеть на пять фунтов, чтобы быть хорошим", что метафорически означает - "необходимо сбросить что-то, чтобы понять, что ты уже хороший".

Изучите, как теория привязанности работает в терапии расстройств пищевого поведения.

Видео-курс Николь Шнаккенберг

доктор психол. наук

Подробнее...

Понимание метафоры

Понимание метафоры - это творческий акт. В метафоре слова приобретают новый расширенный смысл. В тот самый момент осознавания метафоры уходит двойственность и открывшийся смысл выходит за рамки мыслей, возможно, даже в пространство между мыслями. Так, метафора, которой пользуются "голоса", и есть приглашение в это пространство за пределами мысли.

Дело не в голосах или мыслях, а в том факте, что мы делаем их истиной. Мы решили, что мысль, которая предлагает похудеть на пять фунтов, чтобы тебя полюбили, буквально означает то, что нужно похудеть на пять фунтов, чтобы стать любимым. За пределами мысли, идея того, что нужно похудеть на пять фунтов сделает кого-то любимым бессмысленна. Пять фунтов - это метафора для всего, от чего нам необходимо отказаться, всего, что скрывает внутреннюю способность любить. Общество предлагает нам похудеть, и тогда это сделает нас любимыми, поэтому наши мысли используют этот довод. В пространстве между мыслями в момент осознания метафоры, осознается наше единственное желание (в действительности желание нашей души) - помнить то, кто я есть.

Баталии с внешностью всегда возвращаются к главному убеждению селф тела, что я - плохое. Слишком толстое - это метафора для "плохое". Плохое - это метафора для того, что ты забыл, кто ты есть на самом деле. Ты забыл, что ты и есть - Любовь.

Метафоры требуют того, чтобы мы смотрели не на конкретные слова или проявления, а позволили себе свободное падение в пространство между словами и образами. Это неявное приглашение, поскольку память и опыт имплицитные. Наши воспоминания о травматических событиях не имеют конкретных, эксплицитных воспоминаний. Обычно они выходят за рамки нашего понимания. Таким же образом конкретные слова и поведение для выражения метафор намекает нам, в чем истина наших переживаний. В пределах этой истины есть понимание того, что наша свобода должна быть заново открыта.
Не всегда будет полезным фокус медицинской модели на конкретных словах и поведении. Доминирующей медицинской точкой зрения на людей, переживающий эмоциональный дистресс, будет медикаментозное лечение или беседа с ними (т.е. лечение разговором). К примеру, терапия анорексии предполагает изменение пищевого поведения через планы приема пищи, снижение физических нагрузок и регулярное взвешивание, что сопровождается терапией разговором, часто с назначением антидепрессантов и/или препаратов, снижающих тревогу. Точно также, доминирующей терапией дисморфического расстройства будет когнитивно-поведенческая терапия (КБТ) вместе с ERP-терапией, фокусируясь на мыслях, чувствах и поведении, а также высоких дозах селективных ингибиторов обратного захвата серотонина (СИОЗС). Здесь я не пытаюсь оспорить очевидную пользу этих подходов для многих людей, я полагаю, что часто упускается имплицитный процедурный отклик тела и пренебрежение метафорами за пределами очевидного.

Привожу кейс Джулии в качестве иллюстрации всего вышеизложенного.

Кейс Джулии
Джулии поставили диагноз дисморфическое расстройство спустя два года агоний по поводу формы своего носа. Джулия проводила ежедневно по три часа перед зеркалом, оценивая свой нос под разными углами и горюя над тем, что она считала его ассиметричным и большим. Джулия также проводила много часов в интернете в поиске косметических процедур, чтобы "починить" свой нос, вдобавок к тому, что тратила сотни фунтов на визуальную маскировку, чтобы он казался меньше. Джулия ушла с работы дизайнером за восемь месяцев до обращения за терапией, поскольку для нее было сложным быть готовой к выходу на работу рано утром из-за длительного ритуального наложения косметики. Для Джулии было очень болезненно покидать дом и встречаться с миром из-за своего, как она считала, "жуткого дефекта".

Психологическая помощь Джулии состояла в снижении компульсивного поведения (регулярные сверки в зеркале, наложение косметики несколько раз в день, избегание определенного освещения и общение с людьми, принимая определенную позу) и возвращение ее к ежедневным обязанностям, которых она стала избегать. Во многом это помогло, и она стала возвращаться к социальному взаимодействию, и даже думала о возвращении на работу. Однако, она заметила, что ее стали беспокоить другие аспекты внешности, а именно - утоньшение волос и обветшание кожи на скулах. Джулия пыталась применять техники, которым она научилась в процессе терапии, но почувствовала себя неспособной справиться с интенсивностью, с которой наступала дисморфия, изобретая новые способы, чтобы изводить ее. Джулия продолжала подгонять свое поведение, чтобы быть впереди расстройства. Бывали дни, когда она держалась на поверхности воды, в другие - она тонула, "не раскачивалась на поверхности волн, а тонула". Полностью истощенная, она стала интересоваться, почему она так пристально следит за своим носом, волосами и кожей. Когда это началось? Почему она стала обращать внимание на свои физические недостатки и почему они так ее изводят?

Целая гамма сложных эмоций появлялась, когда Джулия задавала себе эти вопросы. Она стала смотреть в другом направлении и вернулась к восприятию "слишком большого носа", тонких волос и несовершенной кожи. Каждый раз, когда задавала себе вопрос "почему", она возвращалась к зеркалу и обследовала свою внешность и трогала скулы, чтобы проверить, насколько упругая кожа. Возможно, так я что-то пойму, - думала она. Почему я возвращаюсь к своей внешности, когда эмоции такие невыносимые? Что произойдет, если я позволю себе пережить это, а не буду избегать их и часами торчать у зеркала?

Хотя Джулия была очень напугана, она стала переживать эмоции, которые были связаны с переживаемыми дефектами. Она обнаружила, что "слишком большой нос" появлялся, когда она переживала стыд. Ощущение того, что "мой нос слишком большой" было метафорой для ее стыда, который она переживала будучи ребенком, и эти переживания имплицитно хранились в ее теле, в особенности - ее носе.

Джулия подумала о том, что нос - это орган обоняния, который играет ключевую роль в развитии привязанности у ребенка. Она отметила, что нос - это часть лица, которая все время выпячивается больше, чем другие, вспомнила о том, что было больно "выпячиваться" из бдительности кормильца, поскольку обычно это приводило к замечаниям и стыду. Джулия размышляла над тем, что обоняние связано со вкусом еды, и как еда была спутана с ранними отношениями с кормильцем. Она также вспомнила, как ее сестру хвалили за "хорошенький нос кнопкой", когда они подрастали, и такой нос стал для нее синонимом взросления, поскольку ее сестра была эмоционально ближе к матери, чем она.

Часы, проведенные Джулией перед зеркалом, стали метафорой для поиска ее истинного Селф. Джулия искала истинное Селф, свою целостную жизнь, понимая, что ее ложное селф с большей готовностью откликается на потребности и требования кормильца в раннем возрасте и по мере взросления. Ее попытки скорректировать размер носа при помощи тщательно подобранной и нанесенной косметики, было метафорой для ее потребности спрятаться, чтобы быть в безопасности. Во многих смыслах Джулия жила в болезненной дихотомии; желая, чтобы ее воспринимали такой, какая она есть и в то же время, испытывая необходимость спрятаться такой, какая я есть, чтобы избежать стыда и отвержения. Попытки Джулии "починить" свой нос фиксировали ее внимание на нем и увеличивали стыд. Часто слой косметики, который она использовала на носу и вокруг него, действительно притягивали внимание людей к носу, но обычно они не замечали этого. Также те позы, которые она принимала, когда разговаривала с людьми, вызывали непонимание, которого она также пыталась избежать.

Джулия забыла о двадцати минутах утром, которые она посвящала ощущениям своего носа. Она позволила появляться любым ощущениям и эмоциям, такими, какие они есть, без осуждения или избегания. Приходили воспоминания, и она много плакала. Через какой-то период времени она заметила, что у нее больше нет желания постоянно разглядывать свой нос в зеркале, как и другие части лица. Использование косметической маскировки и компульсивных прикосновений к скулам также органично перестали беспокоить. Прожив те эмоции, которые были связаны с ощущением носа и другими частями лица, ей больше нечего было избегать и ненавидеть себя за что-то. Джулия поняла, что ее желание иметь нос меньше и гладкую кожу, было желанием быть любимой.
Обратившись к метафоре и снизив компульсивное поведение, мы получаем глубокое понимание того, что стоит за желанием исправить внешность. Существуют различные части, аспекты в человеке, скрывающие определенную информацию, переживания и паттерны. Для детей эти паттерны более осязаемы, в форме невидимых друзей, роли, которые ребенок выбирает в игре и так далее. Во взрослом возрасте мы утрачиваем осязание этих частей и, следовательно - опыт и воспоминания, которые в них содержатся. Для того, чтобы почувствовать интеграцию этих частей, важно не отрезать, не отрицать и не отгонять эти аспекты от себя. Это касается тех аспектов себя - тех метафор - которые связаны с баталиями с внешностью. К примеру, отрицая некрасивость как аспект себя, я пренебрегаю информацией и опытом, который скрывает и транслирует некрасивость.

В терапии здесь полезным будет интервьюировать части себя, которые подлежат "починке", или от которых есть желание избавиться и отключится. О методике интервью мы поговорим подробнее на семинаре.
В рамках курса "Регуляция эмоций в психотерапии" мы будем изучать возможности регулирования эмоций - от ко-регуляции до саморегуляции и исследовать нейрофизиологические техники достижения баланса.

Николь Шнаккенберг
доктор психологических наук, специализация - расстройства пищевого поведения и образа тела
СЕМИНАРЫ С НИКОЛЬ ШНАККЕНБЕРГ
СОВРЕМЕННЫЙ ВЗГЛЯД НА НАРУШЕНИЯ ПИЩЕВОГО ПОВЕДЕНИЯ И ОБРАЗ ТЕЛА

Перевод Галины Савченко
Глава 10 из книги "Bodies Arising", 2020
Автор Николь Шнаккенберг, Великобритания

Для оформления взят фрагмент работы
Roy Lichtenstein

© 2015 - 2024 All Rights Reserved. PSY4PSY.RU
contact@psy4psy.ru