семинары с николь шнаккенберг | современный взгляд на нарушения пищевого поведения и образ тела

ПРИЗРАКИ ДЕТСТВА | ГЛАВА ИЗ КНИГИ

Николь Шнаккенберг
доктор психологических наук, психотерапевт, йога-терапевт и детский психолог в Тавистокском институте (Великобритания)
ГЛАВА ИЗ КНИГИ
Предлагаем вашему вниманию одну из глав книги Николь Шнаккенберг «Мнимые тела, подлинные сущности», которая вышла в рамках совместного издательского проекта Phoca Books и Русского общества психосоматики

ПРИЗРАКИ ДЕТСТВА | ГЛАВА ИЗ КНИГИ

Развитие личности ребёнка вообще не могло бы продолжаться без постоянной модификации его ощущения себя под влиянием установок со стороны окружающих. Поэтому на каждой стадии он сам в действительности является частично кем-то ещё, даже в своих собственных мыслях.
Baldwin, 1902, с. 23
По мере знакомства с предыдущими главами этой книги, мы, вероятно, могли ещё больше себе уяснить, что трудности и модели саморазрушающего поведения, связанные с конфликтами с внешностью, нельзя просто объяснить как патологические процессы или отмести как частные случаи. Расстройства, связанные с воспринимаемым физическим внешним видом тела, твёрдо обосновались в культурном и общественном контексте, и, как таковые, отнюдь не могут быть отнесены на счёт индивидуальных патологий или «отклонений».

Повсеместный медицинский взгляд на конфликты с внешностью как на «психические заболевания» своими постулатами уходит глубоко корнями в утверждение, что психологическое расстройство во многом обусловлено нашей биологией. Такое отнесение часто уверенно указывает пальцем на наши ничего не подозревающие гены, которые выставляются «плохишами» в наших конфликтах идентичности, связанных с внешностью. Однако гены не могут точно определить развитие специфических нейронных связей; в человеческом геноме насчитывается около 30000 генов, однако в мозге насчитывается свыше 100 триллионов синапсов. Если точнее, то сигнал из генного окружения, нежели независимое свойство самого гена, активирует выражение этого гена. Согласно дисциплине под названием эпигенетика, что буквально означает «контроль над генетикой», наши ощущения формируют действия наших генов. По этой причине ответственность за наши физические или психологические конфликты нельзя возлагать исключительно на простую биологию.

В 2009 году в одном поворотном исследовании, которое рассматривало модели материнской заботы у грызунов, учёные продемонстрировали, как частота вылизывания и обыскивания шерсти на ранней стадии жизни грызунов управляла развитием мозга и поведения у их потомства, при сохранении этих эффектов во взрослой жизни (Champagne & Curley, 2009). Было обнаружено, что отсутствующая и недостаточная материнская забота формирует и непосредственно влияет на деятельность гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой (ГГН) оси (главная стрессовая система мозга), в дополнение к регуляционным системам переднего мозга. У детёнышей, которые испытывали недостаточную материнскую заботу, развивались изменённая, часто повышенная, реактивность ГГН-оси и нарушение нормальной понижающей регуляции этой системы, в дополнение к повышенным тревожности, страху, инертности и старт-реакциям. Было выявлено, что материнская забота у грызунов воздействует на считывание кода генов, которые поддерживают глюкокортикоидные рецепторы, которые необходимы для регуляции ГГН-оси. Важно также отметить, что трудности в детской привязанности, к которой мы вернёмся позднее в этой главе, как было обнаружено, вносят изменения в структуры, нейрохимикаты и межнейронные связи человеческого мозга, причём отсутствие заботы в детстве, как правило, воздействует на способность ГГН-оси регулировать реакцию мозга и тела на стресс (Corbin, 2007). Одним из многих трагических последствий чрезмерно упрощённого биогенетического подхода является неспособность психиатрического сообщества выработать программы первичной профилактики, нацеленные на сохранение надёжной и безопасной привязанности у детей в течение первых пяти лет их жизни. Подобные программы, тем не менее, постепенно возникают, в т.ч. служба «Партнёрство родителей и детей» (Parent and Infant Partnership services, PIPs), всё более развивающаяся в Великобритании.

В связи с этим я думаю, что, когда мы пытаемся исследовать этиологию наших конфликтов с внешностью, было бы полезнее фокусироваться на жизненном опыте и социокультурных факторах, при этом осознавая, что, хотя биологические элементы почти наверняка играют свою роль в этой пьесе, они не несут никакой ответственности per se, если рассматриваются в отрыве от жизни и даже от переживаний плода, которые наполняют их своим содержанием. Это понимание делает шаг за пределы нынешнего понимания в рамках модели стресс-уязвимости в отношении психических заболеваний, которая утверждает, что «слабые» гены делают нас восприимчивыми к определённым патологиям, а стресс впоследствии приводит в действие эту уязвимость. Основная идея истинной эпигенетики, напротив, заключается в том, что наши тела включают в себя обширную сеть компонентов, непрерывно взаимодействующих друг с другом различными способами; мы далеки от объяснения этих механизмов в рамках имеющегося у нас в настоящее время научного знания.
Эта глава исследует роль трудного жизненного опыта в конфликтах с внешностью, которая, как мы узнаем из литературы, возникает снова и снова.
Эта глава исследует роль трудного жизненного опыта в конфликтах с внешностью, которая, как мы узнаем из литературы, возникает снова и снова.
Было продемонстрировано, что показатели распространённости детской травмы в западных странах являются высокими, причём коллективные показатели отсутствия заботы, физического насилия, сексуального насилия и эмоционального насилия составляют, по оценкам, до 59% (Creighton, 2004). Пережить травму может любой человек в любое время, когда его эмоциональные ресурсы поражены. В этом смысле нам ещё придётся поискать человека на этой планете, который не пережил некую травму в некий момент своей жизни. Возможно, было бы полезно думать о травме в рамках базовых концепций беспомощности и ужаса. В силу самой своей природы травма делает жертву беззащитной, причём часто упоминаемыми возникающими в результате ощущениями являются чувства глубокого страха, потери контроля и угрозы уничтожения (Sadock et al., 2009). Нередко эти травматические симптомы отсоединяются от первоначального события и начинают вести свою собственную жизнь.

Сексуальное насилие является особенно сложной формой травмы, часто ведущей к посттравматическому стрессу. Ощущения беспомощности могут быть абсолютными у людей, которые переносят такую травму, причём до 88% (из которых 89 женщин) сообщают о состоянии парализованности, от умеренного до повышенного, во время сексуального нападения в детстве (Finn, 2003; Marx et al., 2008). люди, а уродливые люди – несчастны.
семинары с николь шнаккенберг | современный взгляд на нарушения пищевого поведения и образ тела 
Pereda и коллеги (2009) изучили показатели распространённости детского сексуального насилия (ДСН) в девятнадцати странах и обнаружили, что все исследования, рассматривавшие долгосрочные последствия ДСН, сообщали о связи между историями ДСН и психическими проблемами в дальнейшей жизни, включая тревогу, депрессию, аутизм, страх, суицид, низкую самооценку, соматические жалобы, агрессию, саморазрушающее поведение (в т.ч. нарушенное питание) и сильный стресс. Hunter (1991) также обнаружил, что люди с историей сексуального насилия демонстрируют более негативный образ тела и придают меньше значения своей физической внешности, а Wenninger и Heimann (1998) установили, что они обычно более негативно оценивают своё здоровье, чем контрольная группа.
Pereda и коллеги (2009) изучили показатели распространённости детского сексуального насилия (ДСН) в девятнадцати странах и обнаружили, что все исследования, рассматривавшие долгосрочные последствия ДСН, сообщали о связи между историями ДСН и психическими проблемами в дальнейшей жизни, включая тревогу, депрессию, аутизм, страх, суицид, низкую самооценку, соматические жалобы, агрессию, саморазрушающее поведение (в т.ч. нарушенное питание) и сильный стресс. Hunter (1991) также обнаружил, что люди с историей сексуального насилия демонстрируют более негативный образ тела и придают меньше значения своей физической внешности, а Wenninger и Heimann (1998) установили, что они обычно более негативно оценивают своё здоровье, чем контрольная группа.

РЕГУЛЯЦИЯ ЭМОЦИЙ В ПСИХОТЕРАПИИ
ТЕОРИЯ ПРИВЯЗАННОСТИ НА ПРАКТИКЕ
ЗДОРОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ С ТЕЛОМ И ЕДОЙ
ХАРАКТЕР И АФФЕКТЫ ПРИ НПП
СТЫД И ИДЕНТИЧНОСТЬ
СЕНСОРНЫЕ СИСТЕМЫ ПРИ НПП

Подробнее...
Уместно также отметить, что дети и младшие подростки находятся в возрасте «магического мышления», в соответствии с которым они часто имеют склонность соединять два отдельных, независимых события как прямо взаимосвязанные, или относить всё, что происходит в их жизни, на счёт каких-нибудь своих воспринимаемых изъяна или «негодности». Ребёнок может связать насильственное действие с личным проступком, например, и прийти к убеждению, что он не только стал причиной насилия, но также весьма его заслуживает. Расстройства, связанные с внешностью, у детей и подростков также могут уходить корнями в такое магическое мышление. Печаль из-за травмы можно интерпретировать как берущую начало в размере и внешнем виде тела, особенно в современном западном мире, где мы постоянно подвергаемся воздействию мифа, что счастливые люди – красивые, а уродливые люди – несчастны.

Принимая во внимание важность отношений для здоровой Я-концепции, теория привязанности также может дать немало полезной информации о расстройствах, связанных с внешностью, и детских переживаниях. Растёт объём исследований, которые указывают, например, на сильную взаимосвязь между привязанностью и нарушенным питанием (Ward et al., 2000).
Представляется, что подорванное доверие, испытываемое детьми, которые подверглись насилию, были лишены заботы или чья самооценка была серьёзно поколеблена их опекунами, негативно влияет на их способность формировать надёжные привязанности. Эти дети страдают тем, что van der Kolk (1987) охарактеризовал термином «расстройство надежды» (с. 154). Вместо того, чтобы воспринимать себя целостной личностью, ребёнок ощущает себя крайне фрагментированным, позволяя только отдельным аспектам себя быть видимыми другим и взаимодействовать с ними. Дети, настроенные таким образом, могут также стремиться доминировать над своими собственными телами в отчаянной попытке понять и применить способы, с помощью которых над их телами доминировали другие. Как объясняет Stephen Cope (2001), с самого раннего возраста мы учимся, как контролировать и не принимать во внимание сигналы и потребности наших тел, вместо того чтобы реагировать на них. Заканчивается тем, что мы делаем с собой то, что делали с нами.

В начале 1950-х годов Джон Боулби, британский психоаналитик и детский психиатр, опубликовал свой ныне знаменитый отчёт, подготовленный по заказу Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), озаглавленный «Материнская забота и психическое здоровье» (Bowlby, 1951). В этом отчёте он использовал термин «материнская депривация» для описания ряда условий, при которых, как он обнаружил, наблюдается нехватка материнской заботы. Боулби рассматривал поведение привязанности как эволюционную стратегию выживания в целях защиты ребёнка от хищников. Задачи привязанности включают и классифицируют инстинктивные модели поведения, такие как кормление грудью, цепляние, преследование, плач и улыбку, причём целью их всех является установление более тесного контакта между ребёнком и матерью.
Боулби утверждал, что, если бы не было мощных, врождённых моделей поведения, которые активировали бы эту материнскую заботу, ребёнок был бы не способен выжить и поэтому бы погиб. Боулби отмечал усиление поведения привязанности во время усталости, болезни, боли или в моменты, когда требовалась дополнительная забота.
Боулби утверждал, что, если бы не было мощных, врождённых моделей поведения, которые активировали бы эту материнскую заботу, ребёнок был бы не способен выжить и поэтому бы погиб. Боулби отмечал усиление поведения привязанности во время усталости, болезни, боли или в моменты, когда требовалась дополнительная забота.
В настоящее время исследователи периодически подтверждают важность привязанности для здорового психологического развития. Ещё одним психологом, которому мы очень обязаны, является Гарри Харлоу, который наиболее известен своими экспериментами в области социальной изоляции на макаках-резусах (Harlow et al., 1963). Работая в конце 1950-х – начале 1960-х годов, Харлоу очень сожалел о том, что слишком мало исследований было посвящено субъекту любви. В рамках своего самого знаменитого эксперимента Харлоу предоставил юным макакам-резусам выбор между двумя различными «матерями». Одна была сделана из мягкой махровой ткани, но не давала еды. Другая была сделана из проволоки, но давала еду из закреплённой на ней бутылки для кормления детей.

Харлоу забрал юных обезьян у их настоящих матерей спустя лишь несколько часов после рождения и оставил их на воспитание этим суррогатам из махры и проволоки. Подавляющее большинство детёнышей предпочитали проводить время с их «матерью» из махры, наведываясь к проволочной «матери» исключительно за едой. Харлоу сделал вывод, что комфорт контакта являлся гораздо более важным для психологического развития и здоровья юных обезьян, чем обеспечение едой. Его находки отзываются эхом в работе Джона Боулби, который считал, что связь возникает не только в результате сокращения первичных потребностей (таких как еда), но также вследствие цепляния к первичному объекту, что является потребностью в тесном контакте, который с самого начала чаще всего ассоциируется с матерью.

Неудивительно, что даже обезьяны, воспитанные «матерью» из махры, обнаруживали аномальное развитие и вырастали невротиками. В последующих исследованиях, после предоставления юным обезьянам качающегося суррогата, они обнаруживали меньше признаков аномального развития. Однако относительно нормальное развитие и оптимальное взрослое функционирование наблюдалось только у тех, кому предоставлялся контакт с живой обезьяной по крайней мере на тридцать минут в день.
Таким образом, Харлоу вывел гипотезу, что человеческие младенцы также нуждаются в интерактивном, обучающем прикосновении, чтобы поддерживать нормальное развитие и становиться психологически здоровыми взрослыми.
Таким образом, Харлоу вывел гипотезу, что человеческие младенцы также нуждаются в интерактивном, обучающем прикосновении, чтобы поддерживать нормальное развитие и становиться психологически здоровыми взрослыми.
Когда до нас дотрагиваются, в точке контакта происходит давление на кожу. Под кожей находятся рецепторы давления, называемые пластинчатые тельца Пачини, которые, подвергаясь раздражению в виде надавливания, посылают сообщение в мозг. Сигналы телец Пачини идут непосредственно к блуждающему нерву, важному пучку нервов, находящемуся глубоко в мозге. Блуждающий нерв имеет ответвления, которые блуждают по всему телу, к нескольким внутренним органам, включая сердце. Именно блуждающий нерв замедляет сердцебиение и снижает кровяное давление. Важно отметить, что блуждающий нерв обслуживает желудочно-кишечный тракт и оказывает серьёзное влияние на процессы переваривания, усвоения и очищения. Он также является «переключателем» между нашими симпатической («бей или беги») и парасимпатической («отдыхай и переваривай») автономными нервными системами. Кроме того, прикосновение ведёт к снижению кортизола, гормона стресса, и одновременно усиливает выброс окситоцина, который стимулирует чувства доверия и привязанности. Прикосновение также активирует орбито-фронтальную кору, подобно другим награждающим раздражителям, таким как сладкие вкусы и приятные запахи. Младенцы, которые часто, на ежедневной основе, ощущают физический контакт в виде прикосновений и объятий, став взрослыми, не испытывают недостатка в рецепторах кортизола в гиппокампе, в отличие от младенцев, которые не получают позитивного прикосновения и подвержены стрессовым событиям: эти младенцы, как правило, вырастают во взрослых с пониженным числом гиппокампальных рецепторов кортизола (McEwen et al., 2012). Когда в дальнейшем стрессовое событие вызывает рост уровня кортизола, там оказывается меньше рецепторов для его получения и кортизол заполняет гиппокамп, оказывая негативное воздействие на его рост. В этом случае уменьшенный или повреждённый гиппокамп менее способен подавлять дальнейшие выбросы кортизола, и человек непрерывно может оказываться заблокированным в состояниях высокого уровня эмоционального возбуждения и стресса.
Боулби считал, что для того, чтобы поддерживать связь с матерью или первичным опекуном, ребёнок разрабатывает организованные модели взаимодействия с их личностью. Он считал, что в случае необходимости дети готовы пойти на многое, включая обширные когнитивные искажения и эмоциональные жертвы, чтобы сохранить связь со своими матерями.
Боулби считал, что для того, чтобы поддерживать связь с матерью или первичным опекуном, ребёнок разрабатывает организованные модели взаимодействия с их личностью. Он считал, что в случае необходимости дети готовы пойти на многое, включая обширные когнитивные искажения и эмоциональные жертвы, чтобы сохранить связь со своими матерями.

Изучите, как теория привязанности работает в терапии расстройств пищевого поведения.

Видео-курс Николь Шнаккенберг

доктор психол. наук

Подробнее...
Поэтому на Я-модель ребёнка глубокое влияние оказывает то, как мать видит его и обращается с ним: всё, что она не способна распознать в нём, он вряд ли будет способен распознать в себе. Продолжающиеся взаимодействия между матерью и ребёнком приводят к особым способам регулирования, а также к специфическим защитным стратегиям в целях недопущения негативно воспринимаемых эмоций, особенно тревоги и гнева (которые, как мы уже убедились, являются центральными компонентами конфликтов с внешностью). Представляется, что эти продолжающиеся взаимодействия создают модель привязанности, в рамках которой ребёнок определяет, как он формирует свои связи со значимыми другими.
Случай Нины
Случай Нины, представленный Sue Gerhardt (2004), очень явно демонстрирует развитие таких эмоциональных жертв. Нина росла единственным ребёнком с матерью, которая была ярым поклонником фитнеса и питалась минимально. Нина была объектом обожания своих родителей, которые возлагали на неё большие ожидания, но не были в хороших отношениях друг с другом. Впоследствии она ощущала постоянное давление из-за необходимости представляется, что ребёнок, выросший в стабильной, любящей семье, как правило, был воспитан заботливым Родительским эго-состоянием его родителей, при котором их Ребёнок и Взрослый играли только второстепенные роли. С другой стороны, трагические сценарии жизни чаще всего возникают в семьях, полных запретов и предписаний, в которых родители могут пребывать преимущественно в эго-состояниях Ребёнка или Взрослого. Запреты говорят ребёнку, чего он не должен делать, а предписания говорят ему, что он должен делать, чтобы сохранить благосклонность родителей. Поэтому многие из нас могли усвоить с самого раннего возраста, что мы завоёвываем благосклонность, демонстрируя одни модели поведения и воздерживаясь от других.

Согласно Берну, в дальнейшем мы используем эти желательные и нежелательные модели поведения при написании сценариев наших жизней, продолжая считать, что мы должны жить в рамках определённых параметров, чтобы быть достойными любви и принятия. Если мы поверим в то, что мы недостойны любви и привязанности, мы также не сможем обеспечить себя этими вещами, что может привести к острой нехватке заботы о себе, которую мы так часто наблюдаем у людей, вступивших в конфликт с собственной внешностью. По мере взросления мы постепенно учимся заботиться о себе и наши первые уроки заботы о себе мы извлекаем из того, как о нас заботятся наши первичные опекуны. У детей, чьи родители обеспечивают надёжный источник комфорта, также развивается сила и устойчивость, чтобы лучше справляться со сложными жизненными испытаниями (van der Kolk, 2014). Для детей, не имеющих таких ранних источников комфорта, трудные испытания, напротив, могут оказаться эмоционально неконтролируемыми.
СЕМИНАРЫ С НИКОЛЬ ШНАККЕНБЕРГ
СОВРЕМЕННЫЙ ВЗГЛЯД НА НАРУШЕНИЯ ПИЩЕВОГО ПОВЕДЕНИЯ И ОБРАЗ ТЕЛА

Материал предоставлен в рамках проекта
"Стыд и идентичность в работе с образом тела и РПП"
Ведущая Николь Шнаккенберг

Для оформления взяты фрагменты работ
Сальвадор
Пейзаж с девушкой со скакалкой 1936 (Роттердам, Музей Бойманса ван Бенингена)
Malika Favre "Hide & Seek"
Перевод Григорий Еремин

© 2015 - 2024 All Rights Reserved. PSY4PSY.RU
contact@psy4psy.ru